|
|
|
|
- -
в воздухе руками. Прямо
передо мной промчалась ласточка и чуть не оборвала это захватывающее
путешествие. Я был весь во власти страха.
Но в тот раз обошлось. Когда подо мной наконец замаячил спасительный
стог, я опустил глаза и ощутил не столько ужас, сколько волнующий озноб. Миг
предвкушения. А затем я шагнул в пространство, для пущего эффекта зажав нос
двумя пальцами, и, как всегда, эта внезапная сила притяжения, грубо
дернувшая меня за ноги - так и ухнул чугунной болванкой вниз, - едва не
вырвала из моих легких вопль: МАМОЧКА, ПРОСТИ МЕНЯ, Я НЕ ХОТЕЛ!
Но тут я воткнулся в стог, врезался в него как снаряд, меня обдало
клубами пыли и сладких запахов, а я еще куда-то погружался - будто в плотную
массу воды, пока окончательно не замер в сенных недрах. Как всегда, я ощутил
непреодолимое желание чихнуть. И услышал, как полевые мыши кинулись искать в
стогу уголок поспокойнее. И испытал это удивительное чувство - точно я
заново родился. Помнится, однажды Китти мне сказала, что, окунувшись в сено,
она выходит из него свеженькая и чистая, как новорожденный младенец. Тогда я
отмахнулся от ее слов - они были мне и понятны и непонятны - сейчас же,
после ее письма, я снова и снова прокручиваю их мысленно.
Я вылез, а точнее выплыл из сена, и вот уже подо мной твердый дощатый
пол. Сено забилось мне в штаны и под рубаху. Ошметки сена на тапочках и на
локтях. А уж что делалось на голове, и говорить не приходится.
К тому времени Китти добралась до середины лестницы и продолжала
карабкаться вверх; ее золотые косички подпрыгивали на лопатках, освещенные
пыльным лучом осеннего солнца. Бывало, он горел не хуже сестренкиных волос,
но в тот день ничто не могло поспорить с ее косичками - во всем амбаре не
было ярче пятен.
Помнится, мне не понравилось, как прогибается лестница. Дунь -
рассыплется.
А Китти уже стояла на поперечной балке, немыслимо высоко - теперь я для
нее был куклой с запрокинутым белым овалом вместо лица, а ее голос плыл ко
мне с частичками мякины, среди которых после моего прыжка царил настоящий
переполох.
- Эй там, внизу!
- Эй там, наверху!
Она прошла по балке короткий отрезок, и только когда я увидел ее
стоящей над спасительным стогом, только тогда меня немного отпустило. Я
всегда за нее ужасно волновался, при том что она была ловчей меня и, я бы
сказал, физически более развитой, как ни странно это может прозвучать - ведь
она была младше.
Она подалась чуть вперед, на носки стареньких полукед, вытянула перед
собой руки... И прыгнула "ласточкой". Вот говорят: это нельзя забыть, это
невозможно описать. Я могу ПОПРОБОВАТЬ описать, но все равно вы не поймете,
как это было красиво, как совершенно, - один из немногих моментов моей
жизни, который и сейчас у меня перед глазами. Нет, все не то. Ни рассказать,
ни описать это мне не дано.
Какое-то мгновение казалось, она парит на гребне одного из тех
загадочных воздушных потоков, что прокатывались, похоже, только по этому
сеновалу, - яркая ласточка с золотым оперением, какой Небраска еще не
видывала. Это была Китти, моя сестренка, с заведенными назад крылышка-ми
рук, с изящно прогнувшейся спиной, - и как же я любил ее в этот короткий
миг!
А Китти уже врезалась в стог - была и нету. Только фонтан соломинок и
заливистого смеха. Я успел забыть, какой шаткой показалась мне недавно
лестница, и пока Китти выбиралась из стога, уже был на полпути к цели.
Я тоже хотел прыгнуть "ласточкой", но в последний момент меня, как
всегда охватил страх, и я просто полетел вниз этаким пушечным ядром. И,
знаете, когда я вот так летел, в отличие от Китти, я не до конца верил в то,
что стог окажется на месте.
Сколько продолжалась эта игра? Трудно сказать. Прыгнув еще раз десять,
я посмотрел вверх: солнце ушло. Скоро вернутся отец и мама, а мы с ног до
головы в мякине - улики налицо. Мы решили прыгнуть еще по разу.
Взбираясь по лестнице, я чувствовал, как она гуляет подо мной, и даже
слышал, как - едва различимо - с натужным скрипом, миллиметр за миллиметром
вылезают из отверстий разболтавшиеся ржавые гвозди. Впервые за все время я
не на шутку, до смерти перепугался. Находись я где-то внизу, я бы скорее
всего спустился, и дело с концом, но до балки было рукой подать, а уж
балка-то не подведет. Оставались последние три перекладины, когда скрип
разболтанных гвоздей стал явственней, и тут я похолодел - от ужаса, от
очевидной мысли, что я зарвался.
Но в этот самый миг мои ладони нащупали
1 2 3 4 5 6
- -
|
|
